Марина Казанцева - Перекрёстки времени[СИ]
Буйный ветер толкал его в бок, забивал снегом, жёсткой лентой скользил по лицу, пробивался между варежками и рукавами. Наверняка Очероте на вершине приходится ещё хуже - он открыт со всех сторон, а эти вихри кружат вокруг, как живые. Лён сидел нахохленный и неподвижный, разглядывая сквозь прищуренные ресницы полускрытый в буране склон горы. Кто может взобраться снизу по этим покрытым льдом скалам? Никогда ему ещё так плохо не приходилось. Даже приключения с Финистом проходили в куда более благоприятной обстановке. Даже на безвоздушной Луне так скверно не было.
На Луне? Да, на Луне! Его ведь оберегала своеобразная защита, созданная Гранитэлью. Волшебный кристалл делал возможным путешествие в любой среде. И как он теперь попадёт на Луну, если у него нет кристалла? Как будет искать эльфийские осколки? В каких мирах ему придётся побывать, чтобы собирать эти злополучные камешки! Он видел тогда, за спиной огненного князя те миры: ледяные, огненные, водные, безвоздушные. Как будет Лён делать это, ведь из всех потомков Гедрикса он один остался без волшебного кольца?!
Рука в обледеневшей варежке настолько замёрзла, что он засунул её под полушубок. Далеко просунуть не удалось - мешал рукав, и Лён уцепился пальцами за ворот рубашки, где надёжно сидела его заветная иголочка. Внезапная догадка осенила его, и Лён дрожащими пальцами вытащил наружу своё оружие. Провёл тонким, светлым лучиком по рукаву, и далее сияющая защита сама пошла распространяться по его одежде. Охватила его целиком и сомкнулась в непроницаемый кокон. Лицом он сразу ощутил тепло - ледяной ветер больше не доставал его. Под этим своеобразным панцирем тут же куда-то испарилась влага из одежды - теперь Лён чувствовал тепло и сухость. Ему стало необыкновенно хорошо. В глазах просветлело, на душе сразу полегчало. От иголки словно шли потоки силы, и она наполняла его тело, прогоняя прочь усталость.
"Но не могу же я один пользоваться этим благом!" - размышлял он. Да, как он мог скрывать от товарищей необыкновенные возможности своего уникального меча Джавайна?
С вершины спускался по каменной лестнице Очерота - пользоваться ею приходилось не как обычно, а сползать под резкими порывами ветра ногами вперёд и не видя того, что внизу. Но когда жаворонарец достиг площадки перед пещерой и обернулся, то в глазах его появился в первый момент испуг: сияющая ровным серебристым светом фигура заставила старшекурсника схватиться за меч. Но потом он разглядел под этой полупрозрачной оболочкой лицо Лёна.
- Очерота, это я, - сказал тот на всякий случай.
- Смотри, Очерота, - продолжил Лён, показывая свою иголку, - эта штука дает защиту. Сейчас я тебе помогу.
- Это твоя иголка? - изумлённо спросил тот, едва шевеля обмёрзшими губами - даже жаворонарцам в этом мире оказалось слишком холодно. - Та самая?
- Которой носки штопать, - со смешком напомнил Лён.
Он провел своей волшебной иглой по рукаву Очероты, скользнул по заледенелой груди, по мокрым пятнам на спине, и вот фигуру жаворонарца заволокло серебристое сияние. Его лицо выражало изумление, он прислушивался к ощущениям, неуверенно заулыбался.
- Лён, откуда у тебя такая штука?! Почему ты раньше не помог нам?
- Я не догадался, - развел руками тот.
В самом деле, что за идиотизм? Столько лет владеть этой удивительной вещью и даже не знать её поразительных свойств!
- Моих пассов не хватало на то, чтобы высушить одежду в таком холодном воздухе, - признался Очерота, - я всё время был в мокрой одежде, - а тут всё совершенно сухое и тёплое!
Теперь его очередь лезть наверх, чтобы охранять подступы к горе. Попытка преодолеть лестницу серией прыжков тут же едва не привела к несчастью: при первом же перемещении он не сумел поймать ногами обледенелую ступеньку и чуть не сорвался с горы. Упасть отсюда равносильно смерти: даже превратившись в птицу, он не сможет сопротивляться силе бурана и его бросит на камни. Так что Лён оставил всякое лихачество и преодолел подъем ступенька за ступенькой, прижимаясь к ним, как зверь, при каждом порыве бешеного ветра.
Наверху действительно оказалось разрушенное строение, сложенное из больших камней, скреплённых раствором. Четыре обломанных столба и часть ограды остались от того, что некогда тут было. Может, в самом деле, ритуальное строение, а, может, наблюдательная вышка. Ветер здесь бесновался особенно жестоко, сметая напрочь даже намёк на снег - вершина совершенно свободна от него. Видимость невелика - всё пространство заполнено хаотично мечущимися вихрями, но гладкий, покрытый толстой наледью склон горы выглядел неприступным. Какими были твари, которых следовало опасаться, Лён не знал и потому был готов встретить что угодно.
Сидеть тут никак нельзя: ничего не видно, и он принялся бродить от столба к столбу, заглядывая вниз и видя всё одно и то же - длинные снежные хлысты, мечущиеся по склону горы и сливающиеся далее в сплошное месиво. Ему не было холодно и сыро, но ветер бил его нещадно - приходилось цепляться за столбы. Реально можно улететь в пропасть. Глядя на эту дикую пляску стихии, он задумался: и сколько времени это может продолжаться? Ведь всё время, пока бесится ураган, они заперты в горе, как мыши. Нет возможности поставить палатку, нормально поесть, выспаться, обсохнуть, согреться. Положим, при помощи своей иголки он может несколько облегчить бедственное положение отряда, но это не продвинет их к цели.
Мысли текли однообразно-тягуче, как будто мрачная пляска урагана заворожила рассудок. Здесь, на вершине, среди бушующей стихии, под однообразный рёв ветра он чувствовал себя безнадёжно одиноким. Воспоминания скользили перед его внутренним взором, а он отстранённо рассматривал эти картины-мысли. То, что было, и то, чего не было. Память о Гедриксе, который вплавился в его личность, переживания тех дней, что был он с Финистом, бледная сон-память о королевиче Елисее, который говорил к ветрам и был дружен со светом солнца и бледным сиянием луны. Северный ветер, Борей, был его другом. Северный ветер, северный ветер. Здесь вечный север, на этой Планете Бурь. И вечный, вечный ветер. Ветер, ветер, ты могуч...
Ветер, ветер, злой скиталец, холод ночи, стужа дня. Ты когтями ледяными истерзал всего меня. Что ты рвёшься понапрасну, что тревожишь сон земли? Дай проглянуть звёздам ясным, свету утренней зари. Успокой свои порывы, усмири свой буйный нрав, песен дикие мотивы. Ветер, ветер, ты неправ. Расстелись струёю мирной, отпусти усталый снег, и лети потоком тихим над землёй, замолкшей ввек. Слушай, ветер, мою песню, внемли, буря, мой приказ: Говорящий-со-стихией останавливает вас!
Сидящий под боком у горы человек, окутанный непроницаемой магической защитой, внезапно встрепенулся. Он приподнялся, держась руками за выступы в стене, и принялся оглядываться, ища источник нового звука, вплетшегося в однообразный вой ветра: откуда-то неслись диковинные звуки. Тягучее, нечеловеческое пение словно наполнило пространство, сделало воздух густым и вязким. На мгновение пережало горло и тут же отпустило, а вместе с этим опали, словно лишились сил, тугие, плотные потоки ветра. Воздух очистился и стал прозрачен, сверху проглянуло призрачное небо, которое остро прорезали звёздные лучи. Дышать стало легко, хоть стужа не отступила. Необыкновенная тишина опустилась на землю. И в этой кристальной атмосфере, в видимой до самого горизонта дали, вдруг обозначилось неясное движение.
